Николай Ломачинский. 4-13
Нумерология — забавная штука!
Явный вымысел человеческого мозга, а возведена в ранг Божества… Десять символов сущей абстракции, а бьёт по мозгам Homo sapiens как обухом. Каждый грамотный человек хоть один раз да пытался отождествить себя с духом небытия.
Кому-то хватало одной цифры, кому-то двух. Гораздо реже фантазия распространялась на комбинацию из трёх и более цифр.
Со дня открытия магической алхимии цифр, каждая из них или комбинация нескольких цифр разделились на социальные слои и символические расы; появилась элита и изгои. Это вроде нелепо по отношению к эфемерному продукту мозга, но всё же это так. Под каждую цифру или комбинацию из них нумерологи вывели целую философию — науку для, так называемых, «посвящённых» с рангами и званиями.
Я не стану углубляться в дебри демагогии и спекуляций определённого вида человеческого мышления. Под любые комбинации как видимого, так и вымышленного явления или представления можно подвести как положительные, так и отрицательные символы, результаты и выводы в виде + и -. В умелых руках «счастливое» число 12 легко превращается в проклятье целого поколения, какого-нибудь рода человеческого, а «чёртова дюжина» становится талисманом и оберегом. Для этого надо лишь цель и цена в цифровой разности затрат усилия на результат. Подобных тем из жизни, хоть отбавляй!
Я и этого не коснусь в своём повествовании.
Я же начал издалека из-за числа 13, которое в данном случае втиснул в символ несчастий.
Итак, трагический случай, о котором я хочу поведать, произошёл 13 января, в лаве № 13. Если притянуть чёрную магию за уши, то первый месяц года можно легко прибавить к ещё не забытому году, состоящему из 12 месяцев. Астрологи и, конечно, нумерологи убедят любого, что результатом будет число 13. А так как неприятности произошли в ночную смену, в начале второго, то к колдовской полночи, состоящей не из 24 часов в понимании непосвящённого обывателя, а из 12часов, легче всего примагничивается единица.
И вот вам очередное число 13.
С 1971 годом придётся повозиться и полистать надобно будет старые фолианты. При желании и интересе и под него философский камень подберётся или к коллегам-астрологам обратятся, а те обязательно найдут в своих талмудах, что 13=1971. Плюс к этому именно в январе вместе с обычной зарплатой выдают ещё и так называемую «тринадцатую зарплату».
Как видите, я, не напрягаясь, наковырял пять «чёртовых дюжин». А постараться, то и все тринадцать на поверхность всплывут — научно обоснованных — не придерёшься! Не зря же советские идеологи выводят свои фантастические успехи по производству ракет, телевизоров, пылесосов относительно 1913 года. Проценты астрономические! Ошеломляющие! И Библия так же намекает на то, что недальновидный мессия оказался 13 среди набранных им двенадцати апостолов. Ему так же не повезло с прожитыми годами; одна тридцатка плюс тройка, итого 13. Я не исключаю того, что младенец Иисус мог родиться в яслях для овец именно тринадцатым — жертвенным «ягнёнком» (агнецом). Не иначе как заговор против сына божьего!
Так вот, 13 января совпало с ночной сменой. На работу вышло вместо 11 человек всего 7, и то двое из них едва стояли на ногах. Остальные, не вышедшие на работу, после получки пребывали в привычном запое.
При развитом социализме такое дореволюционное явление должно было давно исчезнуть. Партия и правительство планируют и скидывают со своих высот сверхзадачи по добыче угля на 11 сознательных гегемонов из среды шахтёров. Пятеро, включая и меня, выглядят свежо и настроены по-коммунистически! А вот от качающихся кумовьёв Володи и Василия несло перегаром за версту, рядом с ними нельзя было стоять — отравление обеспеченно. Не иначе самогон из картошки или из свеклы гнали.
Подобная «чёрная» неделя повторяется регулярно 12 раз в году после получки. У начальников участков и горных мастеров уже выработался иммунитет на такую закономерность. Они знают, что бороться с этим злом невозможно. Гораздо легче и выгодней под него подстроить производственный процесс.
Проверенно временем.
Дайте расслабиться и растратиться, и вот человек в полной зависимости от производства. Деньги через выпивку быстрей всего заканчиваются. И тогда бедолагам приходится молча пахать по две смены без каких-либо требований на свои права. Удивительно то, что я ни разу не видел, чтобы кого-то из провинившихся выносили из забоя от истощения сил. Система отработана десятилетиями, а может быть, и заимствована у полузабытого 1913 года.
Мой бригадир в молодости не был исключением. У него была привычка после получки брать такси на трёх-четырёх человек и всей компанией ехать из Тореза в Донецк и там, в «Белом лебеде», кутить, пока не закончатся деньги. Он говорил, что у него такая жизнь тянулась года два с лишним, а как только женился, так сразу образумился. К сожалению, многих не останавливает создание семьи. Кумовья лет двадцать назад обзавелись женами и детьми, а с «традициями» расстаться так и не смогли.
Вот и сегодня они приехали на наряд не работать, а отпроситься у начальника участка на пару дней, в связи с очередными «похоронами» кого-то из своей многочисленной родни. Бригадир говорил, что Володя свою тёщу уже разов пять хоронил, а та, чертовка, всё воскресает и воистину воскресает!
Вот бы ей во времена Христа и Лазаря попасть — поделиться опытом чудного, многоразового воскрешения. Смотришь, в наши времена среди сонма святых женщин и её нетленный образ в церквях висел бы.
Кумовья божились и клялись оставшейся ещё в живых роднёй, а начальник и все присутствующие в нарядной смеялись. Знакомая сцена из провинциального репертуара уже никого не раздражала, а вызывала лишь зевоту и снисходительные усмешки. «Придумали бы, что тёща только что разродилась!» — подумал я. Все бы от души погоготали. И начальник бы «поверил».
Пьяные кумовья не были знакомы с системой Станиславского, но играли на бис! Я знаю, что начальник отпустил бы их на очередной «траур», мол, отработают потом. Сегодня же предстоит выемка угля, рассчитанная плановой массой на одиннадцать, на худой конец, на семь человек. И так из-за нехватки людей придётся бегать по лаве за себя и за тех, кто по ночам «хоронит» своих близких, принимает роды у своих жён (и такие бывают), тушат пожары или, честно, без повода, жрут самогонку до потери пульса или поросячьего визга.
Я не знаю, пил ли начальник в своей молодости, но ныне из-за язвы желудка он даже не курил. Строжайшая диета!
Выслушав очередной всплеск страдальческих эмоций кумовьёв, он в шутку сказал, что если бы те поставили на стол бутылку водки за упокой души своей любимой тёщи, то вопрос был бы решён положительно.
Начальник не успел ещё договорить, как Володя тут же исчез за дверью и через несколько минут вернулся с двумя бутылками самогона — как бы за себя и за своего неразлучного кума. Видимо, они прихватили выпивку с собой, чтобы прямо в нарядной или в бане отметить вместе с «поминками» и доброту своего начальника. Все рассмеялись от души.
Начальник же спокойно сказал, чтобы Володя спрятал свои бутылки до конца смены, а утром уже пусть «поминает», кого хочет.
Я был холост, и моя будущая тёща ещё не успела мне насолить до такой степени, чтобы я пожелал ей многократной смерти. Вот с нашим горным унтер Пришибеевым Хацко я бы с превеликим удовольствием попрощался. Старый мифический Цербер за тысячи лет службы в загробном мире одряхлел и давно нуждается в подмене молодым кандидатом на эту собачью должность. Наш же кандидат сейчас в Карпатах, на сале и домашних колбасах бока нагуливает, а заодно по отцовским землянкам шастает. Краем уха слыхал, что его предок в войну был то ли старостой, то ли бандеровцем. Вместо него у нас горным мастером был Сельвинский — добряк и молчун.
Ещё бы я с удовольствием проводил прямо в Ад нашего одноухого легавого пса по ПБ. Оклемавшись после покушения на его жизнь самой Смерти, Толстошов обозлился на весь белый свет. Похоже на то, что его черепная коробка где-то дала трещину, и остатки человечности вытекли вместе с кровью в районе бывшего уха. Возможно и то, что его усохшая человечность вместе с перепуганной душонкой истекла через заднее отверстие в виде поноса.
На прошлой неделе он едва не поймал меня, когда я ехал на ленточном конвейере. Хорошо, что школа ВШТ меня спасла. Пока тот готовился осветить моё лицо с близкого расстояния, я молниеносно сыпанул ему в глаза прихваченным на такой случай штыбом и скрылся на коренном штреке. И мне приятно было — сохранилась моя премия, а ему дополнительные знания по ПБ для зрительных органов не помешают.
Начальник ещё раз повторил, что пять человек никак не справятся с заданием. Кумовья это прекрасно понимали и вскоре согласились, что тёще уже некуда спешить, а любимый зятёк ознаменует преждевременную и невосполнимую утрату ударным трудом. Я знал, что если бы они ушли домой, то их работа по передвижке конвейера легла бы на мои плечи — такое уже не раз случалось. Бригадиру тоже пришлось бы крепить в одиночку, что не легче, особенно когда иной раз деревянные стойки и распилы присылают с поверхности толстые, сырые и мёрзлые.
Расписавшись в журналах, мы пошли переодеваться. Кумовья, прихватив с собою откупную, неохотно поплелись за нами. В бане они спрятали бутылки в сумке. Я ни разу не видел, чтобы кто-то из бригады пил в забое.
Сменив в лаве отработавшую бригаду, мы без раскачки продолжили рубить чёрное золото Донбасса.
Нам повезло. Предыдущая смена сделала всю подготовительную работу и где-то метров 20-25 отошла от верхней ниши. Нам оставалось только считать метры удачи. Этот отрезок полного цикла вполне по силам семерым работягам. Через час кумовья протрезвеют, войдут в форму и уже не всякий за ними угонится. Чувствуется у них настоящая пролетарская кость. Сколько я помню, в нашей бригаде многие бывают пьяными только до входа в нишу, а в лаве о выпитом напоминает лишь перегар в воздушном потоке.
Едва прокачали конвейер, Сергей сразу запустил комбайн. Кумовья поползли на вторую стойку, а мы с бригадиром остались замыкающими на времянке и на зачистке дороги вдоль забоя — последнее было полностью за мной. Помимо крепления второй стойки, в обязанности Володи и Василия входило и передвижка конвейера. Когда во время передвижки определённый участок конвейера оказывался на новой дорожке, Володя распирал его толстым распилом в тумбу, затем выбивал опорную стойку, трос слабел, и его отцепляли от конвейера и перетаскивали вместе со стойкой ближе к комбайну; и так до самого конца лавы.
Это был довольно лёгкий и спокойный процесс в полном цикле, только чтобы был своевременно подан порожняк и лес.
С лесом мы иногда выходим из затруднительного положения, рискуя собственной жизнью.
Если бы видел одноухий надзиратель, как мы шныряем по раскреплённому завалу в поисках целых стоек и распилов, у него бы и второе ухо отвалилось.
Какие могут быть соблюдения Правил Безопасности, когда комбайн работает как швейцарские часы, порожняка вдоволь, когда все горят желанием заработать деньги, а заодно порадовать страну новыми успехами — и всё способствует этому! А тут, как назло, стоек не подвезли! Они застряли, где-то на коренном штреке. И что, из-за этого останавливаться? Вот и приходится играть с Шубиным в слепую — то наша очередь наступит прислушаться и сделать смертельный рывок к нему в гости, то его очередь наступает прислушаться и застукать насмерть неудачника.
Со временем ко всему привыкаешь!
Если веровать индуской реинкарнации, то к Смерти мы давно привыкли ещё на генетическом уровне, только каждый раз заново рождаясь на белый свет, забываем о том, что уже в сотый или в тысячный раз умирали или как бы переходили в иную плоть без багажа памяти. Вот почему мы позволяем себе с виду безумную игру со Смертью.
Ну расплющил меня Шубин многотонной плитой породы, а я в тот же миг телепортируюсь на другой конец планеты или Вселенной, в ином образе — по подобию божьему! Вроде неплохо!
Но есть одна неприятность. Никто не может гарантировать, что вслед за мною или загодя на моё новое место не переберутся подобия Хацко, Толстошова и им подобные. А это совсем не радует. Вот и приходится подстраиваться к одним и осторожничать с остальными негативами жизни.
Когда нам попадало нынешнее положение в лаве, мы почти всегда на одном дыхании доезжали до нижней ниши и, довольные удачей, выезжали на-гора.
В эту смену всё складывалось именно так, и ничто не указывало на присутствие в лаве проклятия чёртового числа.
Комбайн проехал первые двадцать метров и отгрузил на конвейер политый нашим потом уголь. Володя сделал первую передвижку конвейера и, переставив опорную стойку на новое место, перецепил трос на следующий заход. Он был весь мокрый. Пот струйками стекал с его красного лица. Ещё часок и он будет окончательно трезвым.
Горный мастер не вмешивался в нашу работу, он даже не полез к комбайну для ознакомления с обстановкой. Это был не Хацко. Он прекрасно понимал, что лава не лучшее место для отдыха и сна трудящихся. Даже в случае какой-либо поломки, он без лишних эмоций интересовался произошедшим и, если в его помощи не было нужды, садился рядом в роли наблюдателя и не мешал, а тем более не гавкал на всех из-за вынужденного простоя.
Когда Володя полез к своему куму крепить вторую стойку, горный мастер перебрался поближе к опорной стойке и, прислонившись к забою спиной и вытянув вперёд ноги, тут же уснул.
Хацко делал то же самое, но с его застывшего лица можно было писать устрашающий портрет дремлющего Цербера. А с лица Сельвинского получался портрет, нет, икона святого Иосифа или Николая Угодника, только без усов и бороды. Настоящее великовозрастное дитя с седыми висками и в спецодежде. По мере перестановки опорной стойки конвейера олицетворение мира и спокойствия неохотно открывало свои заспанные глаза и переползало на новое место отдыха и сновидений. В домашних условиях Сельвинский вздрагивал бы в мягкой и тёплой постели от малейшего шума. А тут грохот, скрежет, удары железа о железо служили ему колыбельной мелодией. Привыкание происходит даже во сне. Особенности психики живого организма. Я сам не раз зачищал дорогу от угля в спящем состоянии, но с открытыми глазами. Пренеприятнейшее ощущение! Но и к нему привыкаешь!
Конвейер переместил свой изгиб вглубь лавы, оставив в наше распоряжение раскреплённый участок. Я пополз вперёд и поставил несколько стоек-времянок, затем мы должны были крепить полными рамками согласно паспорта крепления забоя. Распилов и стоек было с запасом, к тому же они оказались из сухостоя и нормальной толщины. Мы быстро закрепили открытый участок, и я перелез через конвейер, чтобы зачистить дорогу для комбайна от осыпающегося угля. Это не входило в мои обязанности, но тот, кто должен был это делать, либо продолжал пить за наше здоровье, либо дрых в своей блевотине.
В этот раз порода в завале стояла стеной у самых тумб и не давила на крепление и угольный пласт, отчего осыпи было немного. Я быстренько перекидал её в конвейер и добрался до спящего святого мастера. Он даже не шелохнулся, когда я гремел грабаркой в метре от него. Получалось, что я в данном оркестровом произведении играл на едва улавливаемой для уха трещотке, звук которой мог уловить только дирижёр.
Пока я зачищал дорогу, комбайн успел натянуть трос, зацепленный за конвейер. Я положил лопату возле спящего горного мастера и полез назад к бригадиру. Когда конвейер сдвинулся с места, Володя принялся выбивать клиновые стойки, чтобы не мешали передвижке. Конвейер уже преодолел больше половины дуги, как вдруг трос сорвался с него. Потеряв натяжение, он словно тетива лука амортизировал назад, сбив на своём пути несколько времянок, установленных кумовьями. Это лопнула так называемая «жабка» — скоба, которая является связующим звеном цепи конвейера и удерживающая скребки.
Кровля в длину лавы оказалась раскреплённой метров на пятнадцать. Те, кто был на первой стойке, остановили комбайн, а конвейер продолжал отгружать остатки угля к нижней нише.
Кумовья поспешили ставить времянки. Я полез им на помощь.
Горный мастер даже не шелохнулся, когда трос с осколком «жабки» стрельнул в стойку. Невиданное спокойствие! Завидую!
Я видел, как Володя, перегнувшись через конвейер, пытается подставить упавшую стойку под край трещины. Он сам был невысокого роста и коренастым, а тут ещё остатки самогона в голове явно мешали ему сосредоточиться. Непослушная стойка в трясущихся руках никак не хотела подпирать кровлю и норовила упасть. Ему бы вначале закрепить потрескавшийся свод над своей головой, а затем уже тянуться за конвейер, где мы с бригадиром и без него справились бы.
Я видел, как из трещины на его спину посыпалась мелкая порода.
Василий успел уже поставить со своей стороны три стойки, и мы с бригадиром поставили столько же со своей стороны, а Володя настырно воевал с одной и той же стойкой.
Я услышал за своей спиной голос бригадира: — Брось ты её, на хрен! Крепи над собою!
Подземный святоша среагировал на голос и, открыв заспанные глаза, бессмысленно озирался вокруг. Хацко бы за эти минуты успел бы всех облаять и обматерить и, в первую очередь, незадачливого крепильщика.
Володя же никого не слышал. Проклятая стойка притянула его намертво и навсегда!
Мелкая порода посыпалась сильнее из трещины.
И тут огромный кусок породы, килограммов на триста, откололся от кровли и рухнул прямо на голову пыхтящего Володи. От неожиданности и грохота я отскочил назад на несколько метров. Я почувствовал, как моя кровь ударила мне в лицо, а под каской зашевелились волосы.
На моих глазах бесчувственная глыба недр, прижав голову подобия божьего, хладнокровно и ритмично раздавливает её как какой-то там кокос. Конвейер продолжал работать и стальные скребки, ударяя по голове несчастного снизу, подбрасывали её вместе с глыбой вверх, отчего та становилась тоньше и тоньше. Зациклившись на адской работе убийственного пресса, я не сразу услышал истошный крик горного мастера.
Приблизительно через минуту или вечность, конвейер выключили.
Бригадир был уже возле меня. Святой Сельвинский своим криком нарушал наступившую тишину; он же сидел за спиной у Володи, и их ноги касались друг друга. Я никак не мог представить себе, что спросонья можно так сильно испугаться. Хацко с испугу наверняка направил бы на нас черенок лопаты и открыл бы из него «стрельбу».
Мы с бригадиром кинулись к бездыханному Володе, чтобы скинуть с его головы надгробную глыбу. Со стороны комбайна к нам спешили второй Володя и слесарь Белаш, которому сегодня пришлось пахать на первой стойке. Возле кричащего горного мастера сидел в полном оцепенении, словно надгробный памятник, кум Василий. Он, не двигаясь и не моргая, уставился на своего кума.
Володе мы уже ничем не могли помочь, но всё же старались поскорее снять с его головы огромную глыбу, как с ещё живого человека. Когда она завалилась за конвейер, меня затошнило.
Наполовину сплющенная голова смотрела выдавленным глазом в сторону комбайна, от неё тянулся кровавый след, отмечая все скребки побывавшие под головой.
Я не срыгнул, но в глазах потемнело и в груди что-то сжалось до боли.
Наш святой пастырь с крика перешёл на громкий стон. Его умилённое, как у книжных гномов, лицо исказилось гримасой боли или увиденного кошмара Я сам пребывал в состоянии шока и боялся потерять сознание и никак не мог понять, отчего тот так громко и долго кричит и стонет. Я почувствовал во всём теле неприятную дрожь, которая, неизвестно чем могла закончиться. А тут ещё Василий добавил пороха в огонь.
Он совсем неожиданно для всех вдруг закричал что-то непонятное, затем перепрыгнул через ноги Сельвинского и на карачках убежал из лавы. Такой реакции на смерть своего друга и кума никто от него не ожидал.
— Ты смотри, Николай, то же не рвани! — сказал мне бригадир, — а то нам двоих не дотащить до ходка.
Я согласно мотнул головой и повернулся к стонущему горному мастеру. Только теперь я понял, что тот кричал от боли в ногах. Глыба величиной с ведро лежала у его ног. Я посмотрел на кровлю и увидел дыру, откуда она вывалилась.
Бригадир послал слесаря, чтобы тот по телефону сообщил начальнику участка о случившемся, а мне поручил крепление всего отрытого пространства кровли. Сам же со вторым Володей и Серегой-комбайнёром, который уже прилез к нам, стал мастерить из тонких распилов подобие носилок для раненного мастера.
Мне бы начать крепить прямо здесь, у погибшего товарища, но я с испугу полез в сторону комбайна, чтобы быть подальше от изуродованного мертвеца. Пока я крепил в десятке метров от него, и пока были слышны голоса живых людей, я вроде приходил в себя. Но когда лава опустела, и я оказался один на один с мертвецом в полной тишине, то почувствовал себя заживо замурованным в склепе. Мне стало по-настоящему страшно! Я едва сдерживал себя от бегства. Я специально сильно стучал клеваком, суетливо и шумно пилил стойки, только бы не попасть во власть сумасшедшей тишины. Я крепил кровлю, всё время находясь спиной к убитому товарищу. Я не видел его самого, но кровавый шлейф на отполированных рештаках постоянно был у меня на виду. Мне казалось, что Володя вот-вот протянет свою крепкую руку ко мне, как бы за помощью или с упрёком. Я в тот момент не думал ни о каком проклятии числа 13.
«Я молю, чтоб в эту пору быть в живых мне повезло».
До меня только сейчас дошло психическое состояние Хомы Брута из Гоголевской повести «Вий». Тот хоть отгородился от усопшей и прочей нечисти магическим кругом и не обязан был приближаться к ней или смотреть на неё.
А я с каждым шагом приближался к ещё тёплому покойнику со страшно изуродованной головой, от которого распространялся запах крови и смерти. Если бы не работа, то я не выдержал бы и сбежал бы прочь.
Докрепив почти до Володи, я, не оглядываясь на него, обполз вдоль смоляной стены угля, где, как в чёрном зеркале, отражалась Смерть. Я чувствовал, как у меня тряслись руки и ноги, как пот пропитал всю спецовку. Время будто остановилось для меня. Я с небывалым нетерпением ждал возвращения бригадира и остальных, хотя предполагал, что они могут понести пострадавшего мастера на коренной штрек.
Я почему-то вспомнил о своём друге Толяне. Его сейчас мне очень не хватало. Он как нарочно неделю назад перевёлся на шахту 2/43-бис, где работал его отец. Толян ни за что бы не оставил меня одного на столь долгий срок наедине с мертвецом.
Окружённый непривычной тишиной, на глубине около 700 метров да ещё на пару с покойником, я вздрагивал от малейшего шороха и непонятного звука. Мне мерещилось всё и везде. Я думал, что этому не будет конца.
И всё же вскоре я услышал долгожданные шаркающие шаги и увидел мелькающий между стоек свет лампы. Прибежал запыхавшийся Белаш. Сквозь озабоченную маску лица он с трудом выдал подобие улыбки:
— Ты, хоть жив? Как чувствуешь себя? В штаны не наложил?
Как я чувствовал себя до его прихода, уже было не так важно. Он явился для меня настоящим ангелом-хранителем. Я понял, что его послал бригадир. Тот, наверное, вспомнил моё состояние после потопа в двенадцатой лаве и решил не оставлять своего юного подопечного надолго в одиночестве и притом рядом с мёртвым человеком.
Белаш перелез ко мне за конвейер, и мы уже вдвоём продолжили крепление чёртовой лавы, в чёртовое время, в чёртовый день, в чёртовый месяц.
Через полтора часа появилось шахтное начальство и медики с носилками. Пострадавшего Сельвинского они погрузили на электровоз и отправили к стволу. У него оказались переломы обеих ног. Я искренне сожалел об этом. Бригадир сообщил, что начальник участка утром будет вызывать из отпуска нашего Унтерпришибеева. Наверняка, тот будет злорадствовать, когда узнает о случившемся.
На следующую смену я узнал, что начальник участка попал в больницу; у него на нервной почве то ли язва обострилась, то ли сердце забарахлило. Злобная молва приписала ему то, что он Володю послал на верную смерть за бутылку самогона, а милиция довольно долго беспокоила его по этому несчастному случаю, ища состав преступления в его действиях и распоряжениях. Кум Василий появился в лаве приблизительно через неделю, если не больше, но вскоре перевёлся на другой участок. С ним никто не стал общаться как прежде, и он вынужден был уйти от нас. Комиссия выяснила, что злополучная «жабка» лопнула из-за скрытого заводского дефекта, но это не помешало шахтному начальству лишить весь участок премии за январь месяц, хотя мы план по лаве и по участку перевыполнили. Обидно и жаль, что они воспользовались трагедией в свою пользу.
