Евгений Коновалов. Синий заяц
В старой Кадиевке, точно на том месте, где сейчас высится памятник рабочему Алексею Стаханову стоял барский дом. И жил в этом доме шахтовладелец Понс. Про его богатства молва далеко шла. Любил он среди своих покуражиться:
— Что, — дескать, — вы? Вот у меня шесть рудников и два завода! Как хочу, так и ворочу!…
И церковь ставить буду. Две сразу — немецкую и русскую. Пусть молятся, мое имя поминают!
Но пуще всего гордился Понс своим домом и садом, что простирался от Чутянских балок до Бабаковской шахты.
Дворовых людей держал немец немного. Двух прислуг из шахтерских вдов, сторожа, истопника, да девку-стряпуху, Пелагею.
Всем удивление: ведь к самому Понсу в стряпухи попасть умение надо иметь! А откель у нее, у молодухи уменье-то? На самом деле все просто было. Жила Пелагея прежде с матерью да с братом меньшим на богатом казацком хуторе. Ходила старуха к большому атаману на отработки.
Была к кухне приставлена. А главным стряпчим у печи стоял человек горского роду-племени. Множество всяких поварских уловок знал он. Вот так и перешло. У Пелагеи на это дело память была цепкая — все запомнила, чему мать учила. В час, когда собирались у немца гости, похвалялся он снедью Пелагеей приготовленной.
Пожелали как-то гости самолично увидать искусницу. Явилась она. Стоит смущенно. А один какой-то высокий гость говорит:
— Разреши, девица, выпить в честь твоего высокого таланта!
Хозяину тожеть приятно такое слышать. Аж вспотел от этих приятственных слов.
Как-то на праздник, приодевшись нарядно, собрала она в узелок гостинцев и пошла на каютки. Там ее мать с братишкой проживали. Приходит.… А вокруг грязь, нищета. Пьяная шахтерня гуляет. Драки, бабий визг. Гармонь на всю Нахаловку заливается. Парни орут матерщиные песни.
Радостно встретил Ефимка старшую сестру. Обнимает, ласкается, будто котенок. Ефимке одиннадцать лет, но он уже ходит в шахту лампоносом. Считается трудовым человеком. Любопытный до всего страсть какой! Нет сестре от него отбою, все тормошит ее с расспросами: — расскажи, да расскажи про хозяина, какой он, что у него есть, и правду ли говорят, что немец вроде бы как оборотень? Девушка смеется:
— Я сама его редко вижу, но вот не так давно привезли ему подарок из далекой немецкой земли. Подарок этот — игрушка заводная. Заводится махоньким ключиком зайчишка. И начинает он вертеться, скакать, вилять хвостом, хлопать ушками и всякие разные вытворять штуки. Очень забавный зайчонок. Синий такой!
— Вот это да! — говорит Ефимка, — Вот бы взглянуть!
Миновали праздники.
Как-то после рабочей смены собрался у ствола рудничный народ. Ждут сверху бадью, чтоб в ней из шахты «на гору» ехать (прежде не говорили «на гора», говорили «на гору»). Десятник говорит:
— Ныне бадьи долго не будет. Поломка вышла! Ну и сидят угольщики, ждут. Тут малолетки к деду Арсению прицепились:
— Расскажи, дед чего ни будь!
Рассказчик был тот дед.
— А про что? — спрашивает он.
Ребятня просят:
— Про чертов палец расскажи или про Шубина!
Тут случился дядька Шупакин и говорит:
— Ты им, Арсений, про горняцкое счастье расскажи!
— Слыхал я на Брянском руднике — начал дед, что тому, кто увидит в шахте синего зайца, тому непременно выпадет великое счастье. Но заяц тот из угольного пласта выходит редко, и на глаза не всем попадается.
— Брехня все! — выкрикнул хохол Ведутенко. — Счастье отобрал у нас наш хозяин!
— Это что за разговоры?! — заорал десятник, — Прекратить!
Тут вскоре подошла сверху бадья, и все бросились к ней.
— Что такое? — думает Ефимка. — Второй раз про синего зайца слышу. Не тот ли это заяц, что у немца?
Ночью он ему привиделся во сне. Заяц появился неоткуда и запрыгал по земляному полу. Потом зашлась в кашле мать и ушастый растворился в зеленоватом тумане.
Ходит Ефимка сам не свой — все заяц на уме. Думает: — Вот бы зайца того у немца добыть, да в шахту его опустить. Пусть бы увидели его те, у кого плохи совсем дела. Вон у его дружка Васьки мать в чахотке, и отец, под обвал попал — болен тоже, да мало ли вокруг бедного народа! Нет, заяц нужен!
Вот и хохол Ведутенко сказал, что ихнее счастье у хозяина.
Прибежал Ефимка вечером к хозяйскому дому.
— Чего тебе? — пытает сторож.
— Мне сестрицу — Пелагею повидать!
Пришла испуганная Пелагея.
— Что стряслось, или дома что?
— Зайца поглядеть хочу!
— Да ты что, не жар ли у тебя? Иди домой, сказано тебе!
— Не пойду, покажь зайца!
— Что ж мне с тобою делать? Вот, дура я, рассказала на свою голову! — плачет сестра. — Ну, иди родненький, невозможно это! Хозяин уедет вскоре в Луганск, тогда, может быть, как-то проведу.
— А когда уедет?
— В пятницу, говорил.
Ушел Ефимка. В пятницу, как стемнело, снова вырос у хозяйских ворот. Пелагея уже ждала его. Тихо, чтоб никто их не приметил прошли они задними ходами в пристройку, а уж потом замысловатыми лесенками достигли второго этажа.
— Это игральная комната, — сказала сестра. — Гляди, какие картины на стеках, какая утварь!
Ефимка, впервые видя такое, жмурил глаза. Пелагея подвела его к круглому столику.- А вот и шкатулка сафьяновая, та самая!
Она сняла крышку и вытащила игрушку. — Ага, и ключик здесь! — Тихонько стала заводить. Потом поставила её на столик и чуть отошла. И тут началось. Синий заяц будто ожил. Сначала, он как бы сделал поклон с приседанием, а потом пошел — пошел делать такие выкрутасы, что Ефимка забыв где находится завизжал от радости.
Но вот завод кончился, пружины ослабели, и игрушка замерла.
— Все! — выдохнула Пелагея и посмотрела на брата.
Губы мальчишки дрожали, в глазах его была такая тоска, что не передать. Наконец он прошептал:
— Только б на один день! Я б им показал и все! — он заикался и чуть не плакал.
Сестра все поняла, не дай ему этого зайца, он задохнется, умрет тут же на глазах.
… Счастливый, радостный, нежно прижимая свою ношу, завернутую в тряпицу летел он домой не чуя под собою земли. Небо было такое звездное, а в косяк породного отвала упирался золоченый рог июньского месяца.
Прибежал домой. С порога мать бранится: — Где пропадаешь! Заснул бы часок, в ночь ведь на смену итить!
Лег Ефимка на лавку тут его сон и сломил. Около полуночи мать его не добудится — крепок сон у мальчонки. Едва растормошила, омыв холодной водой ему веки. Ушел, чему-то тайно радуясь. Как прибежал на шахту, получил номерок на спуск под землю, обвешался лампами и поехал в бадье.
Работа лампоноса большого внимания требует. Лампа Вольфа штука капризная. Чуть повернёшь её не так, она враз погаснет. А их у Ефимки пять-шесть завсегда на шее болтается. Заправляется такая лампа керосином. Фитилек имеется и фитилек тот особой подкруткой можно вверх и вниз опускать. Тогда пламя можно ярче делать, либо убавлять. Вся эта штука под стеклом, а на стекле деления — рисочки имеются. По ним можно определять, сколько в шахте скопилось газу. Очень хитрую лампу немец Вольф придумал. Эти лампы куда лучше тех, что прежде были. Те конопляным маслом заливались, здорово чадили и коптели. Их углекопы «бог в помощь» прозывали.
Ефимке нужно следить, чтобы все лампы весело пылали, и у кого лампа погаснет — тому заменить. Зажигать в шахте светильник нельзя. Рудничный газ рвануть может — всем тогда крышка.
Шагает он по штреку. Зайца за пазухой несет. Идет, мечтает: — Вот поглядят они зайца. Выйдут утром из подземелья, и будет всем счастье, Как-то само по себе случится. Одни, может быть, большие деньги найдут, другие, кто хворый враз здоровыми станут. Те кто горькую пьют и дерутся — утихомирятся. Словом наступит благодать.
Идет навстречу запальщик Иван Коновалов с подносчиком:
— Ты чего, Ефимка, такой улыбчивый? — пытает.
— Счастье угольщикам несу!
— Оно, конечно, — говорит Иван — свет в шахте — счастье! А у тебя вон сколько светильников! Твоя правда!
— Вот ты, Иван, к примеру, счастливым быть хочешь?
— Кто не хочет! — отвечает Коновалов.
— Ну так гляди сюда!
Подцепил Ефимка свои лампы за верхняк и игрушку показывает.
— Ну и дела! — удивленно говорит запальщик.
— Где же ты раздобыл такое диво?
— Это хозяйская — шепотом объяснил Ефимка — мне этого зайца сестрица на краткое время дала. Завтра отдать требуется.
— Ты, вот что, — вдруг очень строго сказал Коновалов, игрушку эту спрячь и никому больше не кажи, потому как и тебе и Пелагеи не сдобровать! Понял?!
— Чево! — обозлился Ефимка. — Да от этого зайца всем радость будет и счастье!
— Ну-ну! — только и ответил запальщик.
Пошел дальше Ефимка-лампонос. Ему на откаточный штрек через ходок идти надо. Сыро тут, скользко и уклон большой. Ступенек нет. Поручней тоже. Стал он осторожно вниз спускаться. Лампы качаются, вот-вот погаснут. А тут еще и вода почву сгладила — точно стеклянная. В одном месте — крутизна. Так неловко. А тут еще игрушку придерживать надо. Поскользнулся. Не удержался и кулем полетел вниз по уклону. Лампы на него сверху летят, бьются и горят на лету. Страшно ему стало. Сорвал с себя ошарпок, стал гасить огонь. Тут и сам загорелся. На крик сбежались люди, погасили огонь, а его самого коногоны повели к стволу.
… Идет запальщик Коновалов и пытает у встречного:
— Что за дым?
— Да лампонос обгорел — отвечает встречный.
— А где это?
— На восточном ходке!
Побежал Коновалов на ствол. Глядит: лежит Ефимка без чувств, а стволовая тетка Гашка ему маслом лицо мажет. Пошарил Иван у Ефимки под рубашкой — нету! Бросился к восточному ходку. Глядит: лампы битые валяются, осколки стекла, да тряпье горелое. Поискал еще чуток, — нашел! Развернул тряпицу, а там игрушка. Целехонька!
Как выехал из шахты, вымылся, переоделся — бегом к хозяйскому дому подался. Вызвал Пелагею. Про все рассказа и игрушку отдал.
Девушка плачет:
— А где же он сейчас?
— В Лозово-Павловской больнице!
В день воскресный пошли они вместе к Ефимке.
Гостинцев понесли. Путь неблизкий. От Борисовки до Брянских рудников верст пять будет, а там в низине и Лозово-Павловка!
Пришли. А Ефимке уже лучше. Только лицо в ожогах.
— Дурачок! — плачет Пелагея, - ну это надо такое надумать, про этого зайца?
— Я ж как лучше хотел, а оно вон как…
— Ну, ничего! — успокаивает обоих Иван. — Это хорошо, что сердце у тебя доброе, что за людей думаешь! Только счастье само собою не приходит. Его добывать надо!
См. также
Евгений Коновалов. Байки, сказы и бывальщины старого Донбасса
- Караульщик огневого камня
- Дырявый кафтан
- Атаман
- Шахтерская дочка
- Шубин
- Мария — глубокая
- Деньги От Шубина
- Чудный Иван
- Мышка-полевка и Аришка-аршинка
- Два коногона
- Сказ Сорвиленской горы
- Шахтарчук
- Каменная баба
- Про жадного шахтовладельца и золотистую крысу
- Бархатная злодейка, гремучий дедушка и веселящий понюшок
- Притча об угле
- Чертов палец
- Как Митяй землепроходцем стал
- Милое сердце
Евгений Коновалов. Гори, гори его звезда
Евгений Коновалов. Старые шахтерские профессии
