Город мой, ты в сердце моем...

Материал из Горная энециклопедии
Перейти к: навигация, поиск
Е. Коновалов, 1956 год
С мамой, 1966 год
С супругой, 1966 год
С джазовым квартетом, клуб «Строитель»

Евгений Коновалов. Есть такой город в Донбассе

Бывало-то всякого

Город мой Кадиевка! Возлюбленный, провинциальный, затерявшийся в Донецких степях городок, как же я знаю тебя с младых ногтей, с моей розовой поры детства, от дней горячей юности до завершенной зрелости, — от, от, от и до. Я знаю здесь каждый кирпичик и камень, лежащий поперек и вдоль. Моя память хранит затерянные полузабытые местонахождения старых церквей и домов, железнодорожных узкоколеек и водокачек, упраздненные взгорья терриконов, куривших в самом центре города свою вонючую серу. Я не заблужусь в лабиринтах запутанных каулков и сумеречных «нахалавок». Мне помнятся самые занимательные места, прославленной на весь регион рыночной толкучки, например, сидел безногий балалаечниник-виртуоз Комар, или каким образом располагался со своими фонариками, свистульками и глупыми талисманами древний китаец Ван-Фа, где продавались трофейные аккордеоны, зажигалки, настенные рисованные коврики с лебедями и носильные вещи, перекупленные барыгами у залетных гопников и блатоты. В конце 40-х и в начале 50-х недалеко от рынка, в помещении небольшого клуба деревоотделочной фабрики-комбината существовал притон, куда по вечерам сбивался «деклассированный элемент». Приходили чужие, но больше свои: Волосина, Гунька, Вахлак, Карамор, — много их. Гутарили на классной «фене». Шумных разборок и поножовщины не помню. Приходили «марухи». Танцевали «Рио-риту» и «Брызги шампанского». Крутили «0гни большого города», «Джоржа из Диньки-джаза», «Папиросницу из Моссель-прома» и все такое. Киномехаником там был Вова Кобыльский, или просто — Вохва. Современный или трофейный фильм можно было посмотреть в Госкино на Торговой. В те далекие послевоенные годы Кадиевка — далеко несытый город, был уподоблен Вавилону, куда съезжались в поисках работы, пристанища, учебы, карьеры, или просто авантюрного разгула. …Почитаешь книгу Лопатина «Город наш Кадиевка» — ну одна героика! А ведь бывало-то всякого.

Случались и обвалы в забоях, и тревожные горестные гудки, оповещающие об авариях, и несвоевременные продовольственные поставки, бандитизм, спекуляция, высшие приговоры Суда, массовые системные побеги учащейся молодежи из стен горнопромышленных школ. Приключались леденящие душу истории.

Летом 1949 года не досмотрев первого тайма футбольной встречи, вдруг стадион покинуло городское начальство. Как оказалось на одной из шахт забойщику придавило ногу многотонной глыбой. Ситуация была безвыходной. В шахту с медсестрой опустился хирург Шалабала и в нечеловеческих условиях произвел ампутацию конечности. Человек был спасен.

Рассказывали мне

С четкой определенностью я знаю, что ни один музей или паноптикум средствами экспонатов не способен передать дух, привычки, моду, моду, моду стиль и манеры общения живущих в своем отрезке времени. Фиксировать такое способна лишь человеческая память. Моя память цепко удерживает рассказы старожилов, как и чем жила Кадиевка в 20-х, 30-х годах. В те времена территориально город условно делился на несколько образований: «Торговая», «Фабричная», «Стандарт», «Красная могила», «3-3 БИС», «Парком» и «Строй-бюро», или как тогда называли — «Аэродром». Взрослое население Кадиевки занималось производственными делами и вопросами быта, но кое-что известно и о молодежных тусовках того периода. Точно на том месте, где сейчас расположена баскетбольная площадка школы № 15, стоял богатый одноэтажный дом с мезонином (почти Чеховский) и проживал в том дому с семьей некто Приседский. Кто он был неизвестно, но взрослых детей и племянников имел множество. По рассказам, то была «золотая молодежь» города и вхожими в эти сферы были не все. Как-то учительница А. Торопчан показала мне однажды фотографию своей молодости, отснятую на веранде у Приседских: несказанно красивые девушки в белых панамах и матросских костюмах, в манерных претенциозных платьях «а ля Дункан», — рядом же молодые люди в элегантных смокингах и канотье. Так выглядела последняя поросль уходящей эпохи предпочитающая декаданс новейшим «рабфаковским» поветриям. В их окружении все еще декламировалась иммажинистская дребедень, а из раструба граммофона «Бека де кокот» исходило пение Веры Холодной, Анастасии Вяльцевой и сладкоголосого Морфесси. А еще вокруг этого дома обвитого плющом и дикой лозой ходили удивительного рода слухи, что де проживала в этом дому некая молоденькая карлица, и то, что услышит от посетителей и гостей передает тайно в ОГПУ. Так ли это? — кто знает. Рассказал мне об этом старейший кадиевский художник Иван Масюк.

Вторым не менее популярным по значимости среди молодежи считалась тусовка на «Стандарте». Собиралась молодежь иногда у Бурбелл, порой у Малиновских, а больше всего в клубе «Донэнерго». Но в отличие от первой группы с улицы Коккериль это была уже чисто пролетарская «косточка», — молодые люди новой формации — пролеткультовцы и синеблузники, кимовцы, щеголявшие новейшим сленгом: «ликбез», «нэп», «торгсин», «помгол», «Коминтерн»… И стихи у них были новые, размашистые, рубящие:
Теперь я уже во всю глотку бухну:
Долой частную кухню!
Для нового быта,
  — Даешь примуса и корыта!
Пели конармейские песни. Вели себя достойно. Сквернословие было исключено. Любой автор заборной хулы, а тем более устной, изгонялся немедленно, как грязный басурман. Отношение к девушкам было освящено строжайшим табу. Тогда была мода на чистоту, искореняющую из себя тупость, зло и непорядочность. Быть честным считалось доблестью. В той «Стандартовской» тусовке «светились» Федя и Вера Бурбелы, Саша Бондарцова, Клава Полянская Таисия Мосина, Любовь Симоненко и еще многие прочие приходящие на «перековку».

Но ведь было же!

Но все вышесказанное я знаю лишь понаслышке от не посторонних и очень близких мне людей, в правдивость которых я верю, безусловно. Теперь я облегчаю для себя задачу: я буду говорить о том, что видел и слышал сам, участником и свидетелем каких событий являлся. Но не о событиях, в принципе, речь. С самого начала я хотел бы рассказать о личностях ярких и вы разительных запомнившихся надолго.

Конец сороковых остался в воспоминании ожесточенными зимами, голодом, беспрецедентным прославлением Вождя всех народов, американскими подарками, отсмакованными сплетнями о поведении единичных особ в дни фашистской оккупации, сверхсильным усердием рабочих на шахтах и трофейными кинофильмами. Тогда, на мой взгляд, в Кадиевке было всего три места, куда бы можно было пойти для общения. Вот и ходили на Торговую улицу, где всякий вечер происходило массовое шествие людей от памятника Кирову до памятника Пушкину, и вновь по кругу. Ходили как сомнамбулы тупо и медленно. На такую прогулку выходил почти весь город, и я до сих пор не могу объяснить, что это было: отдушина, расслабление, или просто стадность.

Вторым местом массового посещения был городской стадион. Вспоминаю эти многотысячные толпы направляющиеся к трибунам и потом их могучий рев по поводу забитого мяча. В то время каждая футбольная встреча являла собой истинное празднество. В городе развешивались флаги. Футбольных корифеев узнавали на улицах. О, их серые кепочки, легкая походка Ларика, Нагибы и Вани Стефанова! Привет, Колобок! Приветик, Захарченко, или Василию Дунину! Как были тогда они молоды, повсеместно узнаваемы и популярны! Это было их колдовское время.

Третьим местом я назвал бы Кадиевский горный техникум. Мне припоминается первый послевоенный набор, когда на студенческие скамейки сели молодые ребята только что пришедшие с действующих фронтов, и еще долго не снимавшие шинелей и гимнастерок, потому что просто не было, во что переменится. Как унизительно для всех и для страны в целом было всеобщее ношение телогреек, бурок, резиновых калош, потертых воинских бушлатов и ватников. Мне припоминаются тогдашние преподаватели, рдеющие на лекциях от неловкости за собственную внешность, или их же бредущими с судочками от студенческой столовой. Ох, да что там вспоминать! …Сон? Бред? Ужас? Но ведь было же!…

В стенах нашего техникума никогда не было зломыслия и чванства. Во все времена его руководителями были на редкость простые и сердечные люди. Профессор Р. Н. Хаджиков в быту был автомобилистом и собирателем почтовых марок. П. С. Козунов — разводил сады, а И. Ф. Стефанова в Донбассе знают и помнят, как одного из лучших вратарей Кадиевского и Донецкого «Шахтера». Кстати, я непомерно горжусь тем, что в 40-50-ые годы жил с ним по соседству на Трамвайной улице.
Еще достраивался Дворец культуры, и техникум принимал какое-то время его функции. Городская молодежь всегда тянулась к подмосткам его эстрады. В далеком 47-м студенты Ю. Брянский и В. Плетминцев «сводили с ума» слушателей своим комическим дуэтом. Здесь пела Мария Чепелева и Женя Воропай. Здесь выступал со своим оркестром Павел Морозович, блестяще импровизировал в джазовых тонах В. П. Козунов, который еще в 1954 году первым «изобразил бойс-гоу» пройдя в шортах, шляпе и затемненных очках по центральным улицам города. Только тот, кто помнит политическую обстановку того периода, знает, какое надо было для этого иметь мужество. Он был стиляга, анекдотист, хохмач и душа гротесковых церемоний. Он заводил плутовские романы и преподавал политэкономию. Но было бы несправедливым обойти забвением и других ребят бывших у города на слуху. И, конечно же, были все они оригиналы и чудаки, вышколенные и элитарные в своем начетничестве: О. Морошин, Б. Ханонкин, В. Суд, Г. Г. Г Топчиян, В. Свирскйй, — всех не счесть. Это они тогда первыми заговорили о ритм-энд-блюзах, Армстронге, Фелини, об импрессионистских вывертах и модернистских заморочках, не подозревая для себя опасности легко предсказуемого диссидентства.

Вот так жили-были… Но то было поведение «белых ворон» в сравнении с тем, чем жила большая часть городской молодежи. Да так себе. Был комсомол. Не пили. Совсем, хотя было доступно много и дешево. Черная икра стояла в магазинах бочками, — берите хоть задаром. Воротили носы, говорили — Фэ! Много и трудно работали. Много читали: Симонов, Твардовский, Фадеев, Гладков. Уважаем был спорт. Равнялись на местные авторитеты звездной величины: В. Дорохов, А. Ченский, И. Абрамзон, Семиряд, Белых, Клюзов. Часто ходили в кино. Симпатизировали артистам, влюблялись, писали им письма. Подражали им мимикой, поведением. Фильмы шли пристойные. Понимали: насаждалась мораль. Даже книжонки раздавали. «Моральный кодекс строителей коммунизма» называлась. Здесь я сознательно отстраняюсь от темы трудовых подвигов. Кому интересно, пусть сходит в городской музей. Там любят поговорить о таких вещах. Но если честно, то скажу: в прошедшие времена пытливому было куда пойти: масса секций и различных студий. Иди хоть в художники, хоть в балет. Примут везде бесплатно и с улыбкой. Научат с удовольствием и если есть талант — пожалуйста, становись великим, просто так, за «здорово живешь». Вот так жили-были…

Хороший сон тоже надо заслужить

Ну а что же старики? Теперь одряхлевшие рассиживаются они под крылами зимних вечеров, и печка подмигивает им приятельски, мол — было, братцы, было, да минуло, осталась лишь холодная лунная печаль и думы о молодости, о добрых друзьях-товарищах. Все в прошлом. Куда оно все подевалось, и что это было: мираж, сон? …Но хороший сон тоже надо заслужить.

См. также

Евгений Коновалов. Байки, сказы и бывальщины старого Донбасса

Евгений Коновалов. Гори, гори его звезда

Евгений Коновалов. Старые шахтерские профессии

Шаблон:Искусство Шаблон:Сc-by-nc-nd-3.0-1

Источник — «http://wiki.gr-tech.ru/index.php?title=Город_мой,_ты_в_сердце_моем...&oldid=3446»